Национальные криптовалюты: реальность или миф?

Какие риски несет возможное превращение России в неконтролируемый рынок цифровых валют ввиду отсутствия адекватного регулирования? Будет ли «цифровой товар» массово востребован после того, как хайп вокруг криптовалюты окончательно пройдет? Эти вопросы в интервью “ПЛАС” обсуждает с Элиной Сидоренко, директором Центра цифровой экономики и финансовых инноваций, доктором юридических наук, профессором, руководителем рабочей группы Госдумы ФС РФ по оценкам рисков оборота, генеральным директором Платформы для работы с обращениями предпринимателей.

– В чем причина задержки принятия в России закона, регулирующего правовое поле в отношении криптовалюты? Каковы дальнейшие законодательные перспективы «цифрового товара» в России?
– Притом что за последние два года в направлении цифровых финансовых активов была проделана колоссальная законодательная работа, ее можно охарактеризовать лишь как активное стояние на месте. К сожалению, все очень боятся делать принципиально важные шаги, в то время как делается много другого, что не имеет необходимого коэффициента полезного действия. Так, несмотря на то, что в Гражданский кодекс были внесены такие понятия, как «смарт-контракты» и «цифровые права», вся дальнейшая работа застопорилась на уровне разработки подзаконных нормативных актов. Кроме того, принятие документа, связанного с краудфандингом, ставит бизнес в очень сложную ситуацию, когда статус криптовалют в России нереализован, но при этом существуют некие суррогаты, которые можно назвать и цифровыми правами, и краудфандинговыми активами, и информационными объектами.
Отсутствие или ненадлежащая регламентация статуса приводит к ситуации, когда Россия с высокой долей вероятности рискует стать неконтролируемым рынком цифровых валют, в том числе используемым для легализации преступных доходов. Количество преступлений такого рода велико уже сегодня, а к 2021 году может и вовсе превысить все разумные пределы. В связи с этим российскому законодателю необходимо отталкиваться не только от собственного видения ситуации и сиюминутных интересов отдельных участников рынка (например, таких больших корпораций, как Газпром или Норникель), а присматриваться к тому, в каком направлении движется международная практика – а она идет к признанию криптовалюты объектом права с необходимым режимом регулирования.
Пока же из-за множества нестыковок проекта закона о ЦФА надежд на него мало. С точки зрения понятия разделения цифровых прав, цифровых финансовых активов, краудфандинговых площадок есть серьезные разночтения с Федеральным законом «О рынке ценных бумаг» и с целым рядом положений ГК РФ. Необходима принципиальная позиция Банка России и Минфина, прежде всего в вопросе о том, быть или не быть цифровой криптовалюте.
Но в текущей версии закона криптовалюты нет вообще, и это пугает. Мы не видим «слона», стоящего у нас перед глазами. Тем более что в рамках последних осенних рекомендаций ФАТФ криптовалюта признается виртуальной валютой, следовательно, подлежит серьезному регулированию.
– Недавно Минфин предложил разделить криптовалюты на три вида с точки зрения норм регулирования: технические токены, виртуальные активы – биткоины и цифровые финансовые активы. Есть ли какие-либо еще предложения от других министерств и ведомств?
– На сегодняшний день в России сколько-нибудь единый подход к понятию криптовалюты отсутствует. Каждое министерство и ведомство при решении этого вопроса пытается реализовывать свои сугубо прагматичные интересы. Минфин, так же как и Центробанк, прежде всего заинтересован в том, чтобы российская фиатная система оставалась стабильной. Росфинмониторинг считает, что статус криптовалют уже пора легализовать, потому что без этого у них фактически связаны руки. МВД и Следственный комитет также сталкиваются с большим количеством преступлений в этой сфере и практически ничего не могут сделать.
В рамках рабочей группы Госдумы довольно давно и последовательно продвигается идея разделения цифровых активов на три вида. Во-первых, это цифровые активы как ценные бумаги или как производные финансовые инструменты. В этом случае все должно четко регулироваться законом о фондовых рынках, о цифровых бумагах и т. д. без ссылок на дополнительные федеральные законы. Во-вторых, мы должны говорить о криптовалютах. И наконец, в-третьих, это некие цифровые знаки, создаваемые в рамках реализации договорных обязательств. В отличие от цифровых ценных бумаг и криптовалюты, их оборот должен быть «легким», т. е. ограничиваться ГК и договорными условиями.
Кроме того, пора власти признать, что криптовалюта существует и, следовательно, она должна иметь надлежащую регламентацию, в том числе под контролем ЦБ. На сегодняшний день практически все страны склоняются именно к этой идее. С этим согласны и Комиссия по ценным бумагам и биржам США (SEC), и финансовый регулятор Швейцарии, и др. Но отечественный мегарегулятор пока отказывается в это верить. Таким образом, происходит своеобразная подмена понятий. В результате получается большой лаг, который позволяет мошенникам – и будет позволять впредь – на этих нестыковках законодательства реализовывать серьезные программы и не нести за это никакой ответственности.
– Отсутствие правового регулирования не позволяет, вероятно, решать возникающие споры межу участниками такого рода сделок?
– Дела такого рода расследуются лишь в том случае, если криптовалюта является средством совершения преступления. Как правило, их называют преступлениями, совершаемыми дистантным (или дистанционным) способом. Но в случаях, когда криптовалюта выступает предметом преступления, возникает множество неразрешимых вопросов – не важно, идет ли речь о преступлении, связанном с мошенничеством при сделке с использованием криптовалюты, либо о должностном преступлении, связанном со взяткой в виде криптовалюты. В ближайшей перспективе понятие цифрового права позволит объяснять предмет посягательств. Но эту практику пока нельзя назвать устойчивой и говорить о том, что правоохранительные органы нашли для себя вариант решения этих задач. При этом стоит отметить, что количество преступлений, совершаемых с использованием криптовалюты, в среднем в год прирастает более чем на 40%. Согласитесь, это пугающая цифра!
Как только статус криптовалют будет легализован, в ближайшей перспективе следует ожидать роста количества преступлений, в том числе и в рамках легализации преступных доходов. Но при правильном подходе легализация преступных доходов в ближайшее время станет невозможна с использованием «цифры» только потому, что вся криптовалюта обладает свойством псевдонимности. И в случае подозрения на совершение преступлений с ее использованием этот вопрос можно решать только через отслеживание технических характеристик.
– Многие эксперты утверждают, что после того как хайп пройдет, криптовалюта станет неким «клубом по интересам». По вашему мнению, будет ли в будущем «цифровой товар» массово востребован?
– 150 лет назад на буме создания акционерных обществ многие были уверены, что акциями будут владеть все. Однако история показала, что в этот актив заходят либо грамотные и подкованные в этой сфере лица, либо верящие в судьбу. Поэтому, как только схлынет хайп, система структурируется.
За относительно короткий промежуток времени уже пройдены два этапа: зарождения и невероятного бездумного хайпа. Сейчас мы переживаем этап падения, когда люди отворачиваются от криптовалюты и считают, что судьба посмеялась над ними. Следующим этапом станет взросление. И выходя из этого «пубертата», криптовалюта приобретет нужные «взрослые» черты, которые позволят ей стать элементом с определенной адресностью. То есть появится строго определенная категория людей-пользователей, благоприятный регуляторный климат. Все то же самое было в системе акционерных обществ. Но на этот раз процесс не растянется во времени, а завершится гораздо быстрее, полагаю, в течение ближайших двух лет.
– Почему крупные финансовые корпорации выходят из таких проектов, как Libra? Ситуация вокруг криптопроекта Telegram – это политика? Или же его инициаторы просто не видят перспективы?
– Традиционная финансовая система – это система безопасности, которая изначально создавалась для того, чтобы быть «тихой гаванью». Когда крупные финансовые корпорации выходят из такого рода проектов, это говорит о том, что экономические преимущества проекта значительно более скромные, нежели регуляторные риски, которые могут возникнуть.
В отличие от торгового ритейла, который, кроме возможного снижения товарооборота, ничем не рискует, для банков это достаточно серьезные риски, связанные с фиатной валютой, с подорванными резервами, репутацией и прочим. Поэтому меня больше удивило не то, что крупные финансовые структуры вышли из проекта Libra, а то, что они туда изначально вошли. Такое присоединение к стану врага скорее напоминает троянского коня – с тем, чтобы получить возможность лучше понимать, что представляет собой система противника и где ее слабые места.
Я считаю, что любой мастер должен знать свое дело. Никто не будет заказывать торт у сапожника. Это совершенно другая конъюнктура, другое понимание мира и философия. Изначально в проекте Libra было огромное количество рисков, которые в полной мере реализуются, и в первую очередь как раз из-за того, что правовое регулирование в этом сегменте фактически отсутствует.
Facebook немного поторопился с самой концепцией. Сначала было необходимо запустить некую мобильную сущность, чтобы «подружиться» с финансовыми корпорациями, и уже на ее основе начинать выстраивать новую экономику.
Что касается Telegram, то он изначально играл в тактику, а не в стратегию. Не завидую руководителям проекта, которым сейчас приходится извиняться и возвращать деньги людям, в том числе очень влиятельным. Это может привести к фатально плохому общественному резонансу. Но с другой стороны,Telegram еще раз показал – какой бы ни был хайп, главное, чтобы он был. Когда Павел Дуров впервые заявил о том, что он собирается выходить на американский рынок и выводить Gram через американскую Комиссию по ценным бумагам и биржам (Securities and Exchange Commission, SEC), это подкупило многих инвесторов, поскольку значительно снижало риски. Собрав деньги под очень странные условия – под обеспечение инвестиций некой сущностью, которая была не чем иным, как псевдоценной бумагой, псевдообязательством, они изначально поставили себя в невыгодное положение. Кроме того, авторы проекта оставили без внимания то факт, что, пусть и несколько ограниченный, рынок к тому времени был уже сформирован.
Эта ситуация очень сильно напоминает историю с немецкой компанией DAO, после которой SEC выпустила рекомендации по пути ужесточения правового регулирования в отношении проведения ICO.
Поэтому в случае с Gram до конца непонятно, сгубила ли разработчиков элементарная жадность или желание придать дополнительный вес проекту и т. д., но ситуация, в которой они сейчас оказались, мягко говоря, не дает оснований для зависти.
– В последнее время все чаще можно слышать негативные высказывания топ-менеджеров ведущих российских банков в отношении криптовалюты. Чем это обусловлено?
– Герман Греф и Олег Тиньков – банкиры новой формации, которые видят в банке в первую очередь не кредитную организацию, а технологическую компанию. Когда они негативно высказываются о данных аспектах, на мой взгляд, это говорит лишь о том, что сейчас они, как обыкновенные живые люди, просто выражают текущие эмоции. Ни Тиньков, ни Греф не отрицают того, что основным продуктом продажи для технологических компаний, к которым они себя относят, является информация. Но для того чтобы информацию продавать, сначала ее необходимо надлежащим образом собрать, используя облачные технологии, искусственный интеллект и т. д. Также будет необходима технология, которая позволит эту информацию передавать – это широкополосный интернет и технология блокчейн. Поэтому я уверена, что через полгода Сбербанк вновь захлестнет волна интереса к технологии распределенного реестра, когда они будут смотреть на блокчейн уже не как на финансовый инструмент, а как на сквозную технологию, позволяющую им оптимизировать традиционные элементы, которые есть в их системе.
Традиционная финансовая система нуждается в правильной эффективной инфраструктуре, которая может быть оптимизирована только за счет сквозных технологий. Те, кто это не понимает, останутся за бортом, также как и те, кто сейчас концентрируется исключительно на искусственном интеллекте, забывая обо всем остальном.
– Какие криптопроекты в России и мире имеют сегодня, по вашему мнению, реальные перспективы?
– Тренд движется в сторону глобализационных и высоколатентных проектов. Появляются новые криптовалюты, которые полностью не подвержены финансовому контролю. Это может привести к опыту многих европейских стран – не зная, как бороться с тем или иным явлением, его просто запрещают. Поэтому цифровое будущее в легальной экономике новых цифровых активов, которые обладают высокой степенью анонимности, весьма сомнительно. Так, во Франции и Великобритании ограничен оборот Zcoin (XZC), Monero (XMR) и др., поскольку их сложно отследить. Развитие анонимных криптовалют вызывает к жизни преступления, которые ранее просто не совершались бы в таких объемах, как сейчас. И это прежде всего будет касаться таких теневых рынков, как торговля наркотиками, оружием, порнографическая индустрия и т. п.
Еще одна тревожная тенденция, с которой придется столкнуться в ближайшей перспективе, – в криптовалюту начинают активно проникать терроризм и радикализм. И это история, которую нам будет очень сложно остановить. И если ранее мы традиционно вели борьбу с глобальными террористическими организациями, знали, где они находятся, как идет дислокация и прочее, то сейчас новым витком является так называемый монотерроризм (маленькие группы или террористы-одиночки). Для них криптовалюта, особенно высокоанонимная, является самым лучшим средством для поддержки своей деятельности. По подсчетам Европола, проникновение криптовалюты в сферу терроризма к 2025 году составит 95%, в то время как на сегодняшний день этот показатель не превышает 3–5%. Тенденция опять же более чем пугающая. Проблема заключается в том, что ни в одной стране мира правоохранительные органы не готовы к отражению такой угрозы даже гипотетически. Никто не хочет обмениваться информацией, отслеживать потоки и договариваться о методах выявления таких преступлений.
– Предположим, что несколько государств примут нормативно-правовую базу регулирования криптовалюты. Можно ли в этом случае ожидать появления национальных и даже наднациональных цифровых валют?
– Это будет естественным витком дальнейшего развития цифровых валют. Учитывая тот факт, что в национальных валютах слишком много внутренних интересантов, этот процесс, скорее всего, начнется с транснациональных валют. Возможности по их созданию уже оговаривались на уровне БРИКС и ЕАЭС. Но все упирается в вопросы выбора платформы (она должна быть создана на базе чьей-то национальной либо изначально транснациональной), разработку регламента и технических параметров.
Ничто не мешает России стать первой в мире страной, которая запустит единую расчетную единицу в рамках Евразийского экономического пространства. Но для того чтобы это реализовать, мы должны в полной мере выполнить ту цифровую повестку, которая сейчас заложена в рамках ЕАЭС. А одним из этапов в рамках этой цифровой повестки является создание единой цифровой экосистемы. Как только будет выстроена правильная внутренняя цифровая инфраструктура, можно приступать и к созданию валюты.
Сразу оговорюсь, что я не верю в создание цифрового рубля, так же как и цифрового евро или доллара. В этом разрезе можно говорить лишь о какой-то видоизмененной с технологической точки зрения безналичной форме, но не о криптовалюте как таковой. Даже если теоретически предположить создание крипторубля, то сразу же появятся интересанты, которые оперативно заменят его неким стейблкоином.
Отдельное внимание сегодня стоит уделить Китаю, который руководствуется одновременно несколькими очень важными политическими мотивами: создание зоны правильной экономической концентрации, попытка создать новый гибкий рынок сбыта с большим количеством своих товаров и попытка сыграть против США и любыми способами дестабилизировать доллар. С одной стороны, Китай – один из основных кредиторов США, с другой – ему необходимо находить новые рынки сбыта товара и при этом избегать возможных санкций. Китай видит выход в развитии цифровых сущностей, которые позволят обходить барьеры, которые создает для бизнеса КНР долларовая экономика, и одновременно быть чрезвычайно гибкими, включать в этот процесс трейдинг и мерчантов со всего мира. Для Китая сегодня складывается идеальная ситуация, для того чтобы вложить в запуск такой системы значительные интеллектуальные, финансовые и организационные ресурсы.
Россия на геополитической арене сейчас могла бы играть на стороне Китая. Но она предпочитает делать это на поле традиционной экономики, а не цифры. Если же будет предложена некая модель, которая позволит интегрировать Азиатско-Тихоокеанский регион в целом, Китай и Евразию, – это создаст совершенно новую расстановку сил на торговых площадках. Страны АСЕАН (Филиппины, Малайзия и другие) обладают большим потенциалом и готовы на сотрудничество в части цифры, так же как и Китай с огромным количеством сырья и готовой продукции. Россия является отличным коридором между Европой и Азией. Если удастся это все объединить и создать некую цифровую экосистему, то она в корне все изменит. Даже если это будет не криптовалюта как таковая, а, например, цифровые долговые обязательства, расписки, векселя, это позволит выстроить необходимую инфраструктуру и уже на нее «насадить» разработанные методики.
Вода всегда течет туда, куда ей удобно. С цифровой экономикой все то же самое. Люди, которые занимаются этой темой, уже видят русло этой реки. Вопрос заключается лишь в том, когда придет вода. Но то, что она придет, уже очевидно.
– Насколько полезен для мировой практики опыт Венесуэлы с национальной криптовалютой El Petro?
– Проект El Petro показал, что, во-первых, любые санкции можно обойти. А это означает, что есть место для стейблкоина. И, наконец, второй аспект, который, к сожалению, не смогла преодолеть и Libra, – это совместный проект, в рамках которого все заинтересованные стороны дружно уживаются. И если бы страны ОПЕК поддержали криптопроект Венесуэлы, то многие проблемы, которые существуют на долларовом сырьевом рынке, возможно, были бы решены.
– Какой видится ситуация с развитием криптовалют в рамках Единого евразийского союза, учитывая разный подход государств-членов к этому вопросу?
– В странах, которые собираются формировать такую единую цифровую и финансовую повестку, не должно быть «плюрализма» по важнейшим вопросам. Иначе возникает чрезвычайно странная ситуация, когда страны, которые ведут единую экономику, придерживаются диаметрально противоположных позиций на развитие «цифры». А если и придерживаются одного вектора, то при этом предлагают совершенно разные решения. Без диалога между государствами цифровая экономика, к сожалению, не выиграет ни в одном из них. На сегодняшний день и цифровая история Казахстана, и история Беларуси, и, конечно, история России – это не объективная потребность, которая была бы выражена в законе, а пока еще больше игра персоналий.
Предприниматели, которые хотели бы сегодня вести цифровой бизнес на территории Евразийского экономического пространства, пока еще не могут этого делать: Россия «в упор не видит» цифровую валюту; Кыргызстан категорически отказывается от майнинга; Беларусь движется в направлении открытия бирж по принципу «давайте построим еще один рынок, но только рынок криптовалют»; Казахстан предлагает использовать англо-саксонскую систему права. Возникает явный подрыв ситуации изнутри. Никто не хочет идти на диалог. Важно понимать, что это заиграет только в том случае, если будет найден компромисс, каждый должен будет сильно поступиться своей системой. Только так можно будет чего-то добиться.
– Еще несколько лет назад технология распределенных реестров виделась одной из самых прогрессивных в банковском секторе, но на сегодняшний день она так и не получила широкого распространения. Каковы реальные перспективы развития блокчейн-технологии для отечественных банков?
– Блокчейн может являться сквозной технологией для финансовых организаций для создания внутренней инфраструктуры, открытых баз данных, если банки намерены продавать свои финансовые услуги и повышать их качество. Но для традиционной системы обмена данными эта история весьма сомнительна. Тем более что у нее есть очень хорошие и качественные альтернативы в виде традиционных моделей. Например, Банк России, развивая традиционные системы документооборота и межбанковского сотрудничества, параллельно занимался и развитием блокчейна. Это можно объяснить исключительно вопросами обкатки технологии и прочим.
Мне кажется, что сама по себе технология блокчейна с ее быстротой и верификацией должна очень хорошо повлиять на создание так называемых финансовых потребительских платформ. В свою очередь она поможет накопить большую базу данных и создать загруженные хорошим функционалом платформы клиентского направления банков. Например, банки могут реализовывать пользовательские платформы для страховщиков, ритейла, коммерческих образовательных историй и т. д., на базе которых будет создаваться некая кулуарность или членство. С точки зрения же обычных, традиционных для банков финансовых операций, такой подход исключен.
– Расскажите о работе российской группы в ОЭСР. Какие еще технологии рассматриваются странами-участниками в качестве передовых? Что предпринимается для их развития и реализации?
– На международных площадках сегодня решается интересная дилемма: в каком направлении все-таки развивать цифровую экономику? В русле экономических вопросов, создания благоприятных условий, систем стимулирования или с позиции безопасности? И сегодня на первое место выходят геополитические интересы, издержки и противовесы, киберпреступность и прочее. В последнее время этот блок начинает активно усиливать свои позиции. Это тревожная тенденция. Если мы пойдем в этом направлении, то скоро будем видеть цифровую экономику на международных площадках как околовоенный блок, что не позволит развиваться ей как настоящей экономике и загонит развитие «цифры» в узкие рамки того, что разрешено.
Сейчас же мы смотрим на экономику с точки зрения концепции «разрешено все, что не запрещено». И в этом контексте ОЭСР сейчас видит следующие основные блоки: цифровые платформы, искусственный интеллект, все формы машинного обучения и, конечно же, вопросы этического регулирования. И если по правовому регулированию пока не удается договориться, то с точки зрения этики искусственного интеллекта уже приняты соответствующие резолюции ОБСЕ, есть подходы к этому вопросу и со стороны ОЭСР.